Камские пираты
Очерки из истории Елабужского края и Прикамья XVIII-XIX веков
Алексей Куклин
1 2 3 [4] 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
IV. Благоразумие в крепко запертой каюте
Если случалось, что пираты грабили прибрежные селения и нападали на поместья, то уж плавание по рекам однозначно было связано с немалым риском, в том числе и в Елабужском крае. И хотя разбойники не часто проливали кровь судовщиков, — по крайней мере, так утверждает большинство авторов XIX века, — страху они наводили немало.
В XVIII веке всё Прикамье и Поволжье были ещё очень беспокойным пограничным краем, где государственная власть не могла обеспечить безопасность водных путей, а часто не контролировала и сухопутных. Да что говорить, если на протяжении всего XVIII столетия в Прикамье шли пограничные войны с башкирами, а в 1773-1775 годах в этих местах бушевала полномасштабная гражданская война окраин против центра, известная как Пугачёвщина.
Историк нашего края, уроженец Елабуги Василий Филиппович Кудрявцев (1843–1911) так писал о ситуации, сложившейся в бассейне Камы после взятия Казани: «Не легко было, разумеется, подчинить разношерстную массу инородцев московскому режиму. Каких либо кротких мер и заботливости в отношении инородцев не прилагали. Вернее всего, что они прежде не свободны были от произвола и притеснений со стороны местных властей. Глухой протест инородцев нередко вырывался наружу в виде отместки. При всяком удобном случае инородцы гордо поднимали голову, и как только появлялся между ними смелый вождь, они жестоко мстили русским, нападая на их поселения и страшно опустошая их. Такую же роль исполняли по временам и шайки разбойников. Появление их служило, с одной стороны, как бы живым протестом против существовавшаго управления и власти; с другой — объясняется желанием некоторых лиц искать себе такой вольности, которая была бы в своих действиях ничем не обуздана.
Не мудрено, что при таких условиях прикамский край долгое время служил ареною бунтующих инородцев и разбойников. Почти каждое старинное русское селение хранит предание о неистовствах разнаго рода грабителей. В одном месте вы слышите о Балканке, Хамитке, в другом называются имена Салавата, Алдар-Бея, Акая и других. Местом, откуда появились эти воры-грабители, была Башкирия, расположенная по р. Белой и ея притокам. Имена русских разбойников не сохранились в памяти народа, но притоны разбойничьих шаек иногда указываются».1)
В подобной обстановке — пограничья, постоянных стычек с коренным населением и локальных войн — страх перед разбойниками и пиратами был вполне оправданным. К тому же страх этот поддерживали, а порой и значительно усиливали рассказы и слухи о нападениях на корабли среди судоходцев, а также легенды и байки о подвигах «вольницы», популярные у прибрежного населения. Возможно, что и сами разбойники активно помогали распространению подобных историй, — ясно, что страх купцов и бурлаков был им только на руку.
Осенью 1740 года из уральских поместий Строгановых до Нижнего Новгорода плыли участники сибирской экспедиции академика Н.И.Делиля. Маршрут их пролегал по Чусовой, Каме и Волге. По всей видимости, рассказы о камских и волжских пиратах произвели неизгладимое впечатление на столичных учёных. Опасаясь возможного нападения, они весьма серьёзно и тщательно подготовились к встрече с «ворами и разбойниками». В письме к жене академик подробно описал собственные переживания по этому поводу:
«В Ново-Усолье мы велели сделать большой флаг, или знамя, белое с синим андреевским крестом. Оно будет поднято на нашем судне, как предназначенном на службу ея величеству. Мы сочли нужным сделать это для устрашения грабителей, или разбойников, с которыми, как говорят, можно встретиться на Волге. Они не упускают случая производить грабежи на купеческих судах, плавающих по этой реке, подъезжают к ним на небольших ладьях, стараясь застать в расплох купцов и других лиц и крича издалека, как только можно их слышать: «сарынь на кичку!» Эти слова условились они употреблять в подобных случаях, и русские, управляющие судами и услыхавшие их, обязаны лечь на землю, без всякаго сопротивления, иначе разбойники убивают их. Находящиеся на купеческих судах, не имея, по обыкновению, никакого оружия, повинуются подобному приказанию. Но существует повеление Петра I защищаться, под страхом наказания тому, кто не будет оказывать сопротивления. Этим мы поддержим всех гребцов, которые нас везут, и, в случае нужды, будем грозить даже швырнуть в воду тех, кто не будет отбиваться при нападении. Мишель, гг. Кёнигсфельд и Грегорьев, для предупреждения всякой нечаянности, будут с солдатами по ночам в карауле; тогда весьма плохо придется разбойникам, если они вздумают напасть на наше судно. У нас есть порох и свинец для хорошей защиты: Мишель, Грегорьев, Кёнигсфельд, Матис и Шарль, не считая трех солдат, имеют каждый от 30 до 40 выстрелов, для которых и заготовлены необходимые заряды. Они и тогда сильны, когда было бы разбойников до ста человек, а между тем вместе их не бывает более 15-20 человек. Наши в состоянии воспрепятствовать им взойти на судно, очень высокое, а рабочие могут защищать борты своими крючьями, или длинными шестами с железными и острыми наконечниками. Солдаты будут защищаться штыками, примкнутыми к их ружьям, и сверх того разбойники подвергнутся частым залпам из нашего огнестрельнаго оружия. Что касается до меня, то, обдумав о том, как должен я поступать, полагаю, что благоразумие требует не быть на столько любознательным, чтобы смотреть близко, но оставаться в своей, крепко запертой каюте до тех пор, пока который нибудь из этих разбойников не пожелает иметь разможенную голову от академика».2)
Плавание по неспокойному пограничному краю не только в воображении академика, но и на деле оказалось достаточно тревожным: рассказы очевидцев, следы налётов, виселицы на берегах, встречи с подозрительными людьми, когда по внешнему виду невозможно было отличить иконописца или мирного рыбака от бандита, держали путешественников в постоянном напряжении. Вся атмосфера Прикамья была наполнена угрозой, а путешествие Н.И.Делиля и его спутников больше походило на рейд по вражеской территории.
Недалеко от Осы, 9 сентября, «путники видели село Покровское, разоренное и созженное башкирами в 1737 году». «Из Осы путешественникам дан был конвой из казаков, вооруженных луками, стрелами, протазанами и копьями. Около города виднелись три виселицы, на которых за два, за три года перед тем было повешено до двадцати человек. По берегу Камы, вниз от Осы встретилась одна деревня, разграбленная разбойниками… В Сарапуле путникам разсказывали о башкирских наездах, а потом, по вступлении в пределы уфимской провинции, о том, что башкиры продолжают рыскать по окрестностям. Это было причиною, что на струге соблюдали все возможные предосторожности в ночное время».3)
Неделю спустя, 16 сентября, Тобиас Кёнигфельс (Кёнигсфельд – по версии П.П.Пекарского) записал в дорожном дневнике: «Надобно… предупредить путешественников, едущих водою, особенно в осенния ночи, что на половине пути от Пьянаго Бора, или в 15 верстах от Устьикскаго, по правой стороне Камы, есть острова называемые Лодейкины, где, несколько лет тому назад, совершались частыя убийства, так как места, которыя здесь надобно проезжать, наполнены разбойниками, едва пропускающими самые малые челноки. Берега перваго из этих островов — Лодейки — очень высоки; по средине его пригорок, покрытый огромными деревьями, и с него очень удобно наблюдать издалека. Здесь есть ходы, вырытые под землею, а также пещеры, в которых живут те разбойники».4)
На следующий день возле Елабуги Кёнигфельс отметил, что «проезжали мимо огромнаго количества небольших лодок со множеством народа: между ним по разсказам, часто встречались величайшие негодяи».5)
У Чистого Поля «в то время, как переменяли гребцов, взошел на струг какой-то неизвестный, довольно пьяный. На спрос, кто он такой? получили в ответ, что иконописец, хотя его скорее можно было принять за разбойника на большой дороге. Потом узнали, что это был беглый, во второй уже раз присылаемый казанским губернатором князем Голицыным расписывать вновь строющуюся в селе церковь».6) Ночью того же дня «путешественникам следовало проезжать ручей не более 25 тоазов в ширину. По берегам его росли густыя и большия деревья, почему было решено остаться при оружии во все продолжение плавания по этому проливу. На левом берегу его, путешественники увидали большой костер и вокруг него множество людей. Караульный на струге смело опросил их, что за люди? Отвечали, что рыбаки. Это место, по разсказам, было настоящим разбойничьим притоном и убежищем грабителей. Весною 1740 года, они напали на священника в селе Шуран, в сорока-пяти верстах от Чистаго Поля, сожгли там несколько человек и отняли до 300 рублей».7)
В Лаишеве «путешественники видели укрепления с рогатками, деревянными башнями и бревенчатою стеною. Ежегодно бывала здесь ярмарка, на которую съезжалось много негодяев и грабителей для закупки пороха и других припасов».8)
Недалеко от Казани «путешественники проезжали самое опасное относительно разбойников место — Салтысской кабак, около села Красновидова. «Мы, говорит Кёнигсфельд, на ночь удвоили наши посты вследствие некоторых опасений от нападения разбойников, и вот почему. Там, где мы переменяли гребцов, один из них спрашивал нашего кормчаго Варфоломея (он отлично знал Каму и Волгу, потому что с нами делал сорок девятую поездку по этим рекам), сколько у нас ружей? кормчий отвечал по правде, что у нас, не считая ружей, которыя могли иметь гребцы, было двадцать, да у солдат пять, что составляло двадцать пять выстрелов. В сумерки ему пришел на ум этот вопрос, и так как он был честный человек, а судно было вверено ему и его товарищу, другому кормщику, то он и сообщил о том мне. Это и побудило нас принять предосторожности и быть на стороже. Всю ночь, как обыкновенно, горел фонарь в проходах, и у каждаго в каюте стояла свеча на столе; кроме того, мы легли в постели совсем одетые, в перевязях и со шпагами на боку…»9)
К счастью для участников экспедиции всё обошлось благополучно: на их одиночное судно так никто и не напал. Однако и письмо отважного академика, и впечатления его молодого спутника хорошо передают ту атмосферу, когда пиратские нападения на реках и разбои на суше были обычными явлениями в камско-волжском пограничье.
Ну а для более полного понимания реалий того времени, касающихся нашего края, не стоит забывать, например, что Елабуга в XVIII веке отнюдь не являлась пристанищем мирных крестьян, а была крепостью на юго-восточном фронтире империи. И незадолго до плавания Н.И.Делиля, в сентябре 1735 года, оказалась в центре событий очередной войны с башкирами — здесь, в елабужской крепости, располагался фронтовой штаб казанского губернатора П.И.Мусина-Пушкина.10)
1) Кудрявцев В.Ф. Старина, памятники, предания и легенды Прикамскаго края. — Календарь и Памятная книжка Вятской губернии на 1897 год. Вятка: Губернская Типография, 1896. Отдел IV. Стр.163-164.
2) Путешествие академика Николая Иосифа Делиля в Березов в 1740 году. Академика П.Пекарскаго. Санктпетербург, 1865. Стр.52-53.
3) Там же. Стр.53-54.
4) Там же. Стр.54.
5) Там же. Стр.55.
6) Там же.
7) Там же.
8) Там же.
9) Там же. Стр.56.
10) См.: Гасырлар авазы — Эхо веков. 1999, № 3/4.
Другие очерки из цикла «Камские пираты»:
I. Речные пираты
II. Разбои обыкновенно начинались со вскрытием рек
III. Время простоты и предрассудков
IV. Благоразумие в крепко запертой каюте
V. Не спал до утренней зари бесплодно
VI. Бери и чашки и ложки
VII. Иван Фаддеич из дьячков
VIII. Фелисата Камская
IX. Сказочные по форме, но бывшие в действительности
X. Продавал свою душу черту за шелковую персидскую рубаху
XI. Сарынь на кичку
XII. Веники и Жегули
XIII. Норманский рыцарь
XIV. Сторона, изобильная хлебом и разбойниками
XV. Торговые казни в Елабуге
XVI. Гурий Востряков, сапожник и пират
XVII. Скелеты в шкафах нашей истории
XVIII. Кисельные берега
XIX. Все сии меры оказывались недостаточными
XX. Чинятся им великия разорения
XXI. Наглые вымыслы
1 2 3 [4] 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
