Кама и Урал
Василий Немирович-Данченко
— 67 —
VII. За Елабугой
Охваченная зелеными понизями утром Елабуга так и вырезалась на голубом фоне безоблачнаго неба белыми силуэтами своих церквей! Точно вся она вытянулась в одну линию. Берег здесь очень похож на волжский. Так же горист и красив. Около какия-то развалины: толстая, каменистая кладка образует что-то в роде арки с деревянными связями. Сложено все из громадных каменьев. Пахнет татарщиной, совсем не русскаго типа стройка.
— Что это?
— А «Чортово городище».
— Разсказывают про него что?
— Народ разное толкует. Место слепое, чего тут!
— Чорт, вишь, у попа дочь сватал; поп ему и задал задачу: выстрой мне за ночь церкву. Собрал чорт своих чертенят и давай работать; только-было кончили — петух и запой, стройка вся и разсыпалась, каменьем о берег легла10). Это тебе одно, а вот и другое: стояла тут крепость, жили в ней люди разбойные, только и
10) Более полный вариант этой елабужской легенды (или, скорее, народной байки) приводит известный вятский краевед и знаменитый российский этнограф, член-корреспондент АН СССР Д.К.Зеленин (1878-1954) в своей небольшой, ещё юношеской заметке, о елабужском Чёртовом городище:
«Наконец, в народе разсказывают на этот счет весьма поэтическую легенду. Приводим ее со слов одной местной крестьянки.
«У попа было много дочерей, и никто их замуж не брал. — Никому моих дочерей не надо, — говорит поп, — хоть бы чорт посватал, так и ему бы отдал! Черти те, легки на помине, и нагрянули ночью к попу со свадьбою: обещал, говорит, нам дочь, так отдавай! Отнекивался-отнекивался поп, — ничего не помогает; не дают черти спуску. — А постройте мне, говорит поп, в одну ночь церковь, тогда, так и быть, отдам. — Согласились черти; закипела работа: из реки камни таскают, десятерым мужикам не поднять. Торопились-торопились черти, больше полцеркви уж было готово, — ан, петухи запели. Ухнули окаянные в воду, — больше и помину об них не было. А церковь и теперь стоит, только никто в ней служить не будет»…
Замечательно, что ни эта легенда, ни название городища чортовым не хотят считаться с тем фактом, что на месте городища был монастырь и православныя церкви…»
Д.К.З-нин. «Чортово городище» около г.Елабуги. — Исторический вестник. 1902. Апрель. Стр.209.
— 68 —
они своего закона держались. Заплатил ты им деньги — честь-честью проводят тебя по реке, ведь тут быстрина, лукоморья11) здесь. Ну, а не заплатил — наведут барку на такое место, что ее и опружит12). Тут груз какой — ограбят; купца, либо приказчика в воду, осетрам на кормы, а рабочий народ — на берег и на все четыре стороны вольной-волей. Честь-честью…
В Елабуге на пароход привалила целая толпа судорабочих. Здесь они оставили барки и должны были возвратиться по домам. Что за измученные люди! Синие подтеки на лицах, осунувшияся жилистыя шеи, бороды клочками разбросало во все стороны, дышут с натугой, видимо усталь одолела, да и безкормица, не глядя на хозяйский харч, обнедужила их. Пешком бы назад пошли — новое горе, торопиться надо: полевая работа не ждет, а тут еще и приказчики хозяйские разсчет задержали. К нам по сходням шли они, понурясь, с натугою, переступая с ноги-на-ногу, хотя точно также они могут десятки верст обломать в один день.
— Эк навалило! поморщился капитан.
— Вам же лучше: пассажиров больше.
— Какие это пассажиры! посмотрите-ка какая сейчас торговля пойдет.
И действительно, судорабочие навалились на помощника капитана. За весь конец до Перми следовало взять по рублю, но пароходы для бурлаков делают исключение и пускают их гораздо дешевле.
— Возьми по двугривенному! убеждали судорабочие.
Помощник упирался на сорока копейках.
— Колчинские пароходы дешевле берут.
— Вы и ждите колчинских!..
— Нечем нам платить-то… Достатки наши ведомы.
11) Лукоморье — изгиб берега.
12) Опружить — опрокинуть, вывернуть набок, перевернуть вверх дном (Толковый словарь живого великорусского языка В.Даля).
— 69 —
— А это уж ваше дело.
Обе стороны измором донимали одна другую, пока не состоялось соглашение везти за тридцать копеек с человека, с тем, чтобы пассажиры эти работали по нагрузке дров на пароход.
— Смотрите же, чтобы спора не было… Работать как следует…
— Мы привышны. Будь спокоен…
Как заняли места, так и легли в повалку, плотно один к другому. Толпа большая, а примостилась так, что места самую малость заняла. Кошели под голову и, спустя минуту, вся эта натуженная толпа спала уже, и спала вплоть до Пьянаго Бора. Спала под солнцем, обжигавшим лица и открытыя груди. Иной и повертывался даже к солнцу. Пот так и прошибает, лбы мокрые, волоса космами пристали, тут же и от трубы пароходной жаром прихватывает, а бурлаки и шевельнутся редко.
Около Елабуги хлебопашное село Питки13). И большое ведь, и богатое, а постройки — точно гнилье какое по берегу разсыпано. И везде так. Промысловый починок — избы на славу из кореннаго лесу, улицы чисты, народ крепкий — богатство, а только на хлебопашца наткнешься, будь хоть египетские урожаи, все равно: жалкия избы сбиты в кучи, навозом пахнет, соложенныя кровли подгнили, точно лишаями покрыло их, у воды черныя торчат, какия-то развалившияся постройки в самую реку вдвинулись.
На верху татары спокойно совершали свои утренния молитвы. В это время матросы старались и не ходить близко, чтобы не мешать им. Совсем не то, что мне привелось видеть на пароходах русскаго общества по Черному морю, где целая ватага пассажиров и служащих
13) Автор, по видимости, имеет в виду село Бетьки. Сложно определить, было ли написание «Питки» просто опечаткой (текст данного издания содержит достаточно много явных опечаток), либо В.И.Немирович-Данченко так расслышал и запомнил название этого села.
— 70 —
безцеремонно острословила над молящимися горцами. Население здесь чрезвычайно терпимо. Религия не вызывает розни. Народ гораздо развитее, чем где-либо в ином месте. Вообще, так по всему горнозаводскому Уралу и по Каме. Тут наткнетесь на такие типы нравственно-красивых, умных крестьян, что только руками разведешь, да, вспомнив наши порядки, невольно воскликнешь: «откуда нам сие!» Татары, когда мы дошли до «Чортова городища», обратились лицом к нему.
— Они почитают это место… По ихнему тут святой татарский жил.
Еще, следовательно, третье толкование. Вообще, начиная от Елабуги и выше, что ни место — то былина. Предания за преданиями и в них уже слышится имя Ермака. Вот, например, деревня Подмонастырье. Оказывается, что на горе когда-то обитель стояла. Кама здесь шалит. Течение ея загромождено крупными камнями, кстати же, она излучину делает, так-что кипень здесь и для парохода не совсем безопасная, не говоря уже о барках, которыя разбивались тут десятками, если не приставали несколько выше к берегу и не молились в монастыре. Народ толковал, что в самой излучине чорт сидит, которому дана была власть разбивать барки, непристававшия к монастырю.
— Только Ермак этого чорта и ограничил. Он с одного инока крест взял и бросился в самую излучину к чорту. Схватились они там – поднялись. Кама выше берега, вскипела вся. Надел Ермак Тимофеевич крест на чорта и сгинул он с той поры совсем!.. Оттого и монастыря не стало, потому приставать к берегу не требовалось, монахи обеднели и разошлись кто куда14).
Тут к нам на пароход пьянаго купца принесло.
14) Ещё одна елабужская легенда — на этот раз о монахах, которые брали дань с проплывающих мимо судов. Мне удалось найти очень забавный её отголосок уже в середине ХХ века: «А в Елабуге «Чертово городище» — развалины башни; с нее монахи-разбойники расстреливали караваны судов, если купцы не платили монастырю подати». — Вот так трансформируется и продолжает жить весьма занятная легенда ни о ком-нибудь, а о монахах-разбойниках! (Огонёк №34 (1679), 16 августа 1959, стр.15.).
— 71 —
Скуластый, узкоглазый, штаны в голенища. На самой пристани он съездил по уху своего приказчика, причем тот как-то особенно ловко на отлет размахнулся фуражкой и приложился к хозяйской руке. На пароходе купец по первому разу шум поднял. Пристал к одному юному офицеру…
— Кабы за деньги да генералом можно было быть, так я давно бы в апалетах щеголял… Дело не мудрое… Только еройственный голос имей. А ты хотя и офицер, а рыла от меня не вороти, ты поглянь-ко, что у меня за голенищем складено…
— Полегче, купец, полегче, стал унимать капитан.
— Это ты кому — мне?
— Вам-с.
— Мне, ах ты подлец! Иди-ко в трубу с машинистом разговаривай. Да не суйся, коли твово ничтожества не замечают. Ты как думаешь, ты разозли меня, так ведь я что. Возьму я у него у Ефимыча этот пароход, да и прогоню тебя в три шеи, только и всего. Капиталов нам славу Богу хватит.
И капитан уходить прочь, видимо теряясь перед неотразимой логикой купецкаго могущества.
А по течению то и дело встречаются разбитыя коломенки15). Вон указывают место, где одиннадцать коломенок с железом и казенными ядрами утонуло. Только вода над ними немного вскипает, а то бы и не заметить их вовсе. Оказывается, что была непогода, раскачало их ветром, разметало бортовую обшивку и образовались течи. А там — прямо на дно. Где по берегу балаган стоит, там супротив непременно на дне барка застряла, а таких балаганов много. В одну только бурю,
15) Коломенка — деревянное речное беспалубное грузовое судно лёгкой конструкции длиной до 50 м и грузоподъёмностью до 750 т. Обычно служили для перевозки хлеба и металлических изделий.
— 72 —
продолжавшуюся два дни, от 4 до 6 мая, между Елабугой и Лаишевым шестьдесят два судна разбило.
— Это еще что! Противу летошняго в Каме вода больше держит. Мы паузились летось здесь на аршине и двух вершках, а теперь на двух аршинах!..
— И ничего ты–то мне сделать не можешь! слышится негодующий голос пьянаго купца. — Ты глянь-ко, что у меня за голенищем складено, да тогда со мной и разговаривай!